Когда проект РЗН-Инфо «Улицы Рязани» предложил мне в нем поучаствовать, то прислал список улиц «малого центра». Про Лыбедский бульвар или про улицу Свободы несложно написать — я же напросился, что расскажу про улицу Фирсова. Улицу, на которой на первый взгляд только бесконечный ряд пятиэтажек, а из достопримечательностей лишь «шестнадцатиэтажка», отделение милиции да «Дом охотника». Это так, да не так.

Во-первых, идущая параллельно улица Лермонтова отделялась от Фирсова практически пешеходной никогда не чищеной дорогой. И мы были с Лермонтова как один мини-квартальчик с общими магазинами, детским садом № 96, 15-й школой, радиозаводом. Во-вторых, Фирсова для нас начиналась с того момента, как ты ныряешь под арку между домами № 1 и № 3 на площади Театральной. Проходишь мимо театра кукол, и вот слева шестнадцатиэтажный дом № 2, а справа — № 4 уже по Фирсова.

А заканчивалась улица безымянной площадью мясокомбината и самим мясокомбинатом, граничащим с кондитерской фабрикой, ныне — Рязанский горпищекомбинат. Это был конец и улицы, и города. Сейчас там все застроено высотками аж до Муромского шоссе, а раньше были заливные луга по весне и вонючие болота летом, куда без резиновых сапог не сунешься.

Возвращаясь, мы, миновав площадь мясокомбината, подходили к Дому охотника, Фирсова, д.24А. Раньше здесь был «Бабкин пруд», еще это место называли «Баба Глаша» — брошенный полуразрушенный деревянный дом вместе с небольшим озерцом, больше похожим на непересыхающую лужу за покосившимся забором. Эту халупу снесли, лужу засыпали и построили Дом охотника.

А справа от Дома охотника, на месте нынешних домов, построенных уже в 80-е, были «Трубы». Это неохраняемый склад стальных труб разного диаметра и длинною метров по 20-25. Внутри самых больших труб мы, мальчишки, бегали, не нагибаясь. Раздолье и для салок, и для пряток, и для «ковбойцев-индейцев». Хорошо помню, как мы, подсмотрев у старших мальчишек новое развлечение, тоже раздобыли и разбили подшипник и все добытые снаряды расстреляли из рогаток внутри самой большой трубы.

Раньше улица Фирсова называлась Касимовка, часть ее — Ново-Касимовка, и состояла она из деревянных частных домов. Но Рязань интенсивно индустриализовалась, на новые заводы требовались рабочие руки, и в областной центр хлынула деревенская молодёжь со всей области. Вот Касимовку и отдали под быстровозводимые «хрущевки». Лет за пять, в первой половине 60-х годов прошлого века, почти полностью снесли частный сектор и возвели «улицу близнецов».

Мы в свой дом № 22 к.1 въехали в 1965 году. В двухкомнатную квартиру. С балконом. На каждом этаже по планировке находились три однокомнатных квартиры и одна как наша.

Практически все жильцы новостроек на выходные уезжали к себе, как называлось, в деревню. А в школе два раза в год весомая часть класса клала на стол классной руководительнице записку от родителей, в которой они просили разрешения освободить сына или дочь в субботу от занятий, так они уезжают в деревню сажать или копать картошку.

Как вы поняли, дома были не государственными, а кооперативными. Их строили рабочие электролампового завода, завода счетно-аналитических машин, радиозавода. Дома так в обиходе и назывались: «самовский» или наш, к примеру, именовался как «радиозаводской».

«Радиозаводской» был самым лучшим. Причин много. Например, все дома смотрели друг на друга через 50 метров, а тот, где жили мы, стоял последним в ряду, и окна выходили уже на природу. С высоты своего пятого этажа я каждый год видел разлив Оки.

Когда застраивали улицу Фирсова, то старались не выкорчевывать сады. И в каждом дворе росли, да и сейчас растут яблони, груши, вишни. Один из самых больших садов был под нашими окнами. На этом месте почему-то не стали строить дом, а просто поставили деревянный забор. Со временем вокруг этого сада выросли гаражи. Вроде как для мотоциклов, но чаще — мопедов. Машины тогда вообще были редкостью. По весне сад заливался талой водой, и самым крутым приключением было покататься на плоту. Плот старшие ребята делали из того же самого забора, отрывая доски и скручивая их или проволокой, или сворованными бельевыми веревками.

Однажды больших пацанов в саду не было, и мы с другом решили покататься на оказавшимся бесхозным плоту. Вставая на доски, мы небдительно оказались на одном краю, и плот провернулся, сбросив нас в ледяную воду. На счастье, ушли мы только по пояс. Могли б и утонуть, так как оба были в толстых драповых пальто на ватной подкладке. На берег я вылез из последних сил. Кое-как поднялся домой, к счастью не встретив никого из соседей. Родители были на работе, так что по заднице получать не от кого. Но что с мокрым пальто делать? Я два часа валтузил по нему утюгом, но оно так до конца и не высохло. Родители, — пронесло, — про мой подвиг не прознали. Утром я напялил так и оставшееся влажным пальто и отправился в школу. На драпе почему-то образовывался иней...

Сейчас на месте гаражей и сада современный кирпичный дом № 22 к.2, построенный в 2016 году.

Последней из «пятиэтажек», внешне похожей на нашу, стоит дом № 24. Но он имеет четыре подъезда, а не пять, не кооперативный, а государственный: в нем проходные комнаты, и даже есть трехкомнатные квартиры. А еще он примечателен тем, что на его торце есть мемориальная доска, которая гласит: «Улица названа в честь Героя Советского Союза Александра Фирсова, повторившего подвиг Александра Матросова в борьбе с японскими милитаристами в 1945-м году». Я этот текст знаю наизусть. И вот почему.

Когда я уже в конце 80-х по необходимости оказался на сцене с микрофоном и увидел себя по телевизору, то понял, насколько у меня отвратительная дикция. Пришлось заняться собою. По совету моего товарища, актера театра кукол Вадима Крылова, я стал читать скороговорки перед зеркалом. Вадим по памяти продиктовал мне штук пятнадцать и посоветовал добавлять новые, какие узнаю. Однажды я проходил мимо мемориальной доски, запомнил полный ее текст и включил его в свой учебный репертуар.

Потом, через годы, на вопрос диспетчера такси: куда едем? — я отвечал полным текстом с мемориальной доски. Со временем этот прикол мне наскучил.

В детстве меня, что не секрет, дразнили Крысой, а потом стали звать Мышкиным. В старших классах, по воскресеньям, после «Утренней почты» мы собирались рубились в футбол на льду резиновым мячом. На четыре двора у нас были три оборудованных воротами хоккейных площадки. Мяч на морозе становился деревянным.Допускались любые силовые атаки на полевого игрока, можно было и «прибортовывать», и руками толкать, и даже подножки ставить. Запрещалось только нападать сзади. Лишь вратари имели статус неприкасаемых.

Однажды я был на воротах и отстоял на ноль. Один из одноклассников похвалил: ну ты сегодня прям Мышкин! Все засмеялись: а, правда, забавно Крысанов-Мышкин!

Зимой того, 1979-го года, в Нью-Йорке на «Мэдиссон-Сквер-Гарден» проходил исторический «Кубок Вызова» между сборными СССР и Национальной хоккейной лиги. В решающем третьем матче на ворота встал практически дебютант сборной Владимир Мышкин. Итог матча 6:0 и победа нашей сборной в «Кубке вызова». С ним меня и сравнили. Каламбур закрепился, и у меня появилась вторая фамилия. Теперь меня Крысановым называли только учителя, вне школы я стал Мышкиным.

Уже в начале 80-х на еще одном долго пустовавшем участке между домами № 18 и № 22 появился «недостающий» дом № 20. Уже девятиэтажный. В цокольном этаже открылся салон красоты «Грация». Мало кто знает, что на ту пору это был единственный в СССР салон класса Люкс. Укомплектован он был импортным, большей частью финским оборудованием. Мастера в «Грации» были только класса «Модельер» или как минимум первого класса и обязательно не ниже, чем призеры Всесоюзных конкурсов парикмахерского искусства.

Через дорогу от бывшей «Грации» в одном из немногочисленных нечётных домов за номером 23 располагалось и располагается отделение милиции по Советскому району.

А с другой стороны нашего дома, той, что граничила с улицей Лермонтова, был вход в детский сад-ясли № 96. Как ни сложно догадаться, тоже радиозаводской. Я в него поступил, когда он только открылся. Потом в тот же детсад ходил и мой младший брат Сергей. Однажды во втором классе вернулся я из школы, вышел во двор, а там — никого. А погода — мороз и солнце!

Я отправился в детский сад, нашел Сережкину группу и попросил его отдать.

— Мальчик, а ты кто? — спросила меня нянечка. — А это мой старший братик, — с любовью в голосе отрекомендовал меня Сережа.

Я очень долго его одевал, путаясь в колготках, платочках, завязочках, пуговках. Наконец этот ворох одежек, изнутри которого как кочерыжка из капусты выглядывала довольная мордочка моего брата, я водрузил на санки и повез на горку.

Через некоторое время за братом с работы пришел отец. А нянечка, которая отдавала мне Сережу, уже ушла домой. Осталась только воспитательница, которая ничего не знала... Батя нашел нас счастливыми на горке. С того дня я стал обязан отводить брата в детсад по пути в школу и вечером его забирать домой. То стало моими галерами на все годы, пока Серега не пошел в школу.

В доме № 16 весь первый этаж занимал продовольственный магазин. Мне он почему-то запомнился тем, что в нем надо было успеть купить молоко и хлеб. Молоко фасовалось в пакеты в виде треугольной пирамиды, пакеты сложены в проволочные ящики замысловатой формы вроде гексаэдра, а ящики составлены в пятиэтажные пирамиды. Из пирамид текло молоко и заливало бетонный пол.

Задача состояла в том, чтоб успеть найти три непротекающих пакета, пока их не расхватали. В худом случае приходилось искать пакеты, которые сочились молоком только с одной вершины. Такие тоже можно было взять и донести домой мокрым углом вверх. Когда все приличные пакеты разбирались, грузчики забирали ящики. На передний план выходила тетя со шваброй, которая, собирая образовавшуюся лужу, фактически мыла молоком пол.

Кроме молока и хлеба в магазине мы почти ничего не приобретали. Да и купить-то там было особенно нечего. Иметь пустые полки запрещалось, а потому большая часть торгового оборудования была заставлена консервами из морской капусты, томатной пастой и банками с березовым соком.

Забавно, что в торце, который выходил аккурат на милицию, работал вино-водочный отдел магазина. А у противоположного торца стоял павильон, продающий пиво в разлив. Наш клуб, который посещали каждые выходные.

Дальше стоял дом № 16.В доме № 12 был уникальный магазин «Хозяйственный». В него приезжали не то, что с Приокского поселка или Московского шоссе, а даже с Дягилева.

Но нас, мальчишек, не интересовали гвозди в развес, обои или оцинкованные тазы. Нас влёк отдел, где продавались перочинные ножи. Их обладанием определялся твой статус.

Моей мечтой являлся садовый нож для прививок саженцев на деревья, потому что у него было очень острое лезвие. По современной классификации это был миниатюрный, миллиметров 80, вариант боуи. По-русски она называлась «щучка». Отец по окончании четвертого что ли класса мне такой подарил. С ней я отправился в пионерский лагерь. Ах, какие лодки из сосновой коры у меня получались! Одна до сих пор у меня хранится.

Сегодня место бывшего хозяйственного магазина делят «Магнит» и «Пятёрочка».

А теперь от этого места пройдем самую малость в сторону радиозавода и — вот она! — моя средняя школа № 15. Она открылась в 1971 году, и я в нее пошел в первый класс. Получилось, как и в случае с детским садом.

Все окна учебных кабинетов 15-й школы выходили на проходную радиозавода. На одной из перемен пролетела весть:

— У проходной Озеров стоит!

Мы прилипли к окнам. Точно! Сам Николай Озеров, спортивный комментатор № 1 в СССР. Тот самый, который сказал про канадцев: «такой хоккей нам не нужен». Стоит, опираясь на палочку, и с каким-то мужиком в очках разговаривает. Для нас тогда живой Озеров — это словно сейчас бы у радиозавода встали поболтать Ургант, Галкин, Нагиев и Малахов одновременно.

— Отца ждут, когда на обед выйдет, — обыденным голосом сообщил Мишка Карцев из параллельного «А».

Нам было известно, что папа Мишки в прошлом известный футболист, а сейчас трудится на «радике».

— А с кем он стоит?

— Это дядя Костя, Есенина сын. Он в «Советском спорте» про футбол пишет.

Уже позже я узнал, что Константин Сергеевич Есенин, сын поэта и Зинаиды Райх, самый авторитетный в стране специалист по футбольной статистике и автор не только «Совспорта», но и еженедельника «Футбол».

И Озеров, и Есенин дружили с Василием Карцевым и периодически наведывались к нему в гости в Рязань.

Сам же Карцев был в составе московского «Динамо» в 1945 году, когда советская команда впервые отправилась в зарубежное турне в Великобританию. Общий счет тура — 19:9. Это выступление открыло дорогу советскому футболу в Европу.

По завершении карьеры, игрок Карцев пытался найти себя на тренерском поприще, даже поруководил рязанским «Спартаком». Но не заладилось. Василий Михайлович окончательно распрощался с футболом, осел в Рязани и устроился на завод радиомонтажником.

Дальше вверх по Фирсова идут обычные жилые дома без всяких достопримечательностей, но дом № 2 — это всем домам дом. Это первая в Рязани шестнадцатиэтажная постройка, невероятный небоскреб, как тогда нам казалось. Его сдали в 1974 году. Я учился в четвертом классе. Подойти к нему и посмотреть вверх на самый последний этаж — уже кружилась голова. А вот попасть внутрь и прокатиться на лифте — вот приключение так приключение. В подъезде на первом этаже в специальной комнатке сидела суровая женщина и у незнакомых ей мальчишек грозно вопрошала:

— Вы к кому?

Мы узнали имя, фамилию и номер квартиры нашей сверстницы из соседней школы, и как можно беспечнее выдавали лифтерше всю информацию о незнакомой нам девочке. Нас поначалу пускали.

А когда мы стали постарше, то по зиме тусовались в доме № 2 на лестничных клетках. Гитара обязательно. Бывало, на разных этажах собиралось несколько разных компаний. И еще какие-то площадки занимали влюбленные парочки.

Вроде бы все. Улица Фирсова закончилась, изогнувшись и скрестившись с Есенина. Но я же рассказываю и про ближайшие окрестности. Тем более что следующее знаковое здание стоит впритык к дому № 2 и изначально планировалось, что станет относиться к нашей улице.

Во втором классе, в 1973 году, нас повели в ДК «Строитель». На сцене и вдоль стен стояли стенды с красивыми картинками домов. Архитектор рассказывал нам, октябрятам, как похорошеет в самом скором будущем Рязань. Мы не запомнили ничего, кроме известия, что в том месте, где улица Есенина сходится с улицей Фирсова, вырастет большой и самый современный в СССР театр кукол. Архитектор показывал на стенде и общие виды, и внутренние интерьеры, но мы не слушали, а шептались друг с другом: как же, про свою улицу услышали.

И стройка закипела. Для нас она стала полным счастьем. Тут тебе и гудрон, чтоб его, завернув за карамельку, жевать. Тут тебе и карбид, чтоб его, засунув в бутылку с водой, взрывать. Тут тебе и электроды, чтоб заточив их, втыкать. Мальчишеское Эльдорадо!

... Я жил на Фирсова, д.22, к.1 до той поры, пока не женился. И так сложились обстоятельства, что опять вернулся в ту же квартиру. Вот сейчас середина холодного мая 2022 года. Вишни, растущие вдоль всего нашего дома, начинают отцветать. А яблони, оставшиеся от того сада, где я чуть не утонул, только занимаются цветом. Вид на пойменные луга Оки закрывает каланча аж в 25 этажей. Куда до нее нашей старушке-«шестнадцатиэтажке»!